«Президентство Клинтона было исключительно успешным (сильная экономика, неслыханные бюджетные поступления, снижение бедности, международные успехи) и/или полностью провальным (затяжной кризис национального здравоохранения, якобы находящаяся в упадке армия, унизительный и грязный президентский импичмент)» . Эти слова, принадлежащие Рэнди Лайлстону, главному редактору сайта телекомпании CNN, очень хорошо отражают тот разнобой оценок и мнений относительно политического наследия Вильма Джеферсона Клинтона – одной из самых ярких и неоднозначных фигур новейшей истории США. Как пишет Лайлстон, он был «президентом, которого можно было или любить, или ненавидеть. Люди, глядя на него, видели то, что хотели видеть, и могли найти подтверждение абсолютно любой точки зрения» .
Споры о сущности «эры Клинтона» (термина уже достаточно прочно сложившегося в западных публикациях) не стихают до сих пор. Многочисленные критики - ученые, политики, журналисты, обличали и обличают до сих пор, президента и его администрацию в многочисленных просчетах и неудачах. С другой стороны, немалое количество защитников президента живописует годы его правления как новый «золотой век» глобализации и всемирной интеграции. Все эти дискуссии, так или иначе, имеют совершенно определенный политический подтекст, и являются внешним проявлением ожесточенной борьбы между консервативным и прогрессивными блоками внутри американского общества. 
Одной из самых спорных проблем внешней политики Клинтона является его китайская политика. Последняя всегда была предметом пристального внимания и ожесточенной критики оппозиции.
Кто КНР для Америки – партнер или соперник? Какова должна быть американская политика по отношению к Китаю – сдерживание или партнерство? Насколько решительно должна действовать администрация, в своих попытках повлиять на КНР? Эти и другие вопросы широко дискутировались тогда, и продолжают дискутироваться сейчас. Единственной общей посылкой, характерной для представителей обоих лагерей, является безусловное признание огромной роли Китая в контексте проблем региональной безопасности. Таким образом, мы подходим к вопросу о том, каковы были ключевые проблемы взаимоотношений США и КНР на протяжении президентства Клинтона и насколько успешной была его администрация при попытке их решения.
Центральной, наиболее дискутируемой проблемой, остается проблема безопасности Тайваня. На протяжении 80-х годов и первой трети 90-х отношения между Пекином и Тайбеем были в целом достаточно спокойными и стабильными. Основой этой стабильности служила концепция «одного Китая» которая с одной стороны, провозглашала формальное единство Тайваня с материком, а с другой стороны постулировала невозможность фактического объединения страны кроме как мирным путем. Таким образом, с одной стороны эта концепция гарантировала безопасность Тайваня от вторжения с материка, а с другой давала КНР столь необходимые ей гарантии непровозглашения Тайванем независимости.
Однако с начала 90-х тайваньское руководство, начало последовательно дрейфовать в сторону независимости. Причиной этому послужили демократические преобразования внутри тайваньского общества, ослабление влияния партии Гоминьдан, как выразителя идеи единения с материком, приход к власти президента Ли Дэнхуэя склонного к укреплению международного статуса Тайваня. Все это настораживало официальный Пекин, порождая подозрения о курсе Тайваня на независимость. Немало способствовала утверждению подобной оценки и заключенная в 1993 году сделка по продаже Тайваню истребителей F-16, вызвавшая у КНР большое недовольство, и сильно пошатнувшая веру в беспристрастность США во внутрикитайском споре . Впоследствии, на всем протяжении 90-х годов китайская сторона много раз поднимала вопрос о поставках американских вооружений на Тайвань, напоминая администрации Клинтона о обязательстве США данном еще президентом Рэйганом постепенно снижать объемы военных поставок на Тайвань, причем при значительном качественном ограничении .
Постепенно нарастающая напряженность в отношениях КНР и Тайваня воплотилась в кризисе 1995-96 годов. Поводом к нему послужила поездка президента Тайваня Ли Дэнхуэя в США с целью посетить свою «альма матер» - Корнельский университет. В этой акции власти КНР увидели попытку утвердить международный авторитет Тайваня, как независимого государства. Многие исследователи отмечают, что администрация Клинтона в этом кризисе сыграла довольно неблаговидную роль. Представители администрации до последнего момента уверяли китайскую сторону в неосуществимости подобного визита. Как заявил впоследствии китайский министр иностранных дел Циан Цзичен: «Я был заверен, что вопрос о предоставлении визы даже не стоит на повестке дня. Представьте, что я подумал, и что подумали обо мне, когда виза была выдана» . Учитывая то, что подобные заявления давались лично госсекретарем Уореном Кристофером, в глазах Пекина подобная позиция администрации могла, и была воспринята не иначе как прямое покровительство и помощь Ли Дэнхуэю в принятии курса на независимость. Министерство иностранных дел КНР предприняло серию демаршей с целью повлиять на позицию США и Тайваня. Были прекращены министерские визиты между КНР и США, отозван посол в США, была прекращена работа Ассоциации по развитию отношений между двумя берегами Тайваньского пролива (организации выполняющей функции межгосударственной коммуникации между КНР и Тайванем в условиях отсутствия официального посольства). Однако эти действия были во многом запоздалыми, и не повлекли за собой сколь - либо значимой реакции со стороны США и Тайваня.
Последней каплей в глазах Пекина стала речь тайваньского президента в Корнелльском университете. Озаглавленное как «Народная воля всегда в моем сердце», это выступление превозносило ценности «Китайской республики на Тайване» . Расцененное как прямая попытка положить начало курсу на независимость, это выступление вызвало всплеск негодования в государственной элите КНР и особенно в армии. Высокопоставленные представители НОАК и ряд сочувствующих им гражданских лидеров обрушились с критикой на министерство иностранных дел и лично на министра Циан Цзичена. Последний, обвинялся в безволии и неспособности защищать интересы страны. В результате под давлением ряда военных, гражданских чинов, а так же в известной степени, общественного мнения, было принято решение о проведении крупномасштабных учений в районе Тайваньского пролива, главной особенностью которых являлись учебные пуски новейших китайских ракет DF-15 в непосредственной близости от главных тайваньских портов и постоянных торговых путей. Все это сопровождалось угрожающей риторикой со стороны КНР, всячески подчеркивающей ее решимость добиться объединения страны тем или иным путем.
Подобная демонстрация силы вызвала к жизни алармистские настроения, как на Тайване, так и в США. Администрация Клинтона, по большому счету оказалась неготовой к подобному повороту событий, чем вызвала на себя яростную критику, тон которой задавали представители республиканского большинства в Конгрессе и средства массовой информации.
Ситуация повторилась на следующий год, в связи с проведением на Тайване, первых в его истории всенародных выборов президента. Лидером предвыборной гонки был Ли Дэнхуэй, и по большому счету именно ему и его сторонникам были адресованы новые ракетные пуски со стороны материка. Однако власти КНР, увлекшись демонстрацией силы, не учли фактора надвигавшихся президентских выборов в США. Президенту Клинтону было остро необходимо продемонстрировать политическую волю перед избирателями, чтобы отмести упреки в нерешительности и неспособности защитить союзников. Пожалуй, именно это стало причиной того, что в противоположность июлю 1995 года, американская реакция в марте 1996 году была «избыточной» даже в глазах самих американцев . В тайваньский пролив был введен авианосец «Индепенденс», и представители администрации всячески демонстрировали свою решимость защитить Тайвань от любой угрозы.
Каковы были последствия Тайвньского кризиса 1995-1996 годов?
Первое что следовало бы отметить – это усиление подозрительности в американском обществе относительно КНР. Эндрю Скобел всвязи с этим отмечает, что на протяжении 90-х годов в США не раз раздавались голоса, о китайском экспансионизме (Richard Bernstein and Ross Munro “The Coming Conflict with China” NY: Knopf, 1997). Лишь несколько позже, во второй половине 90-х, стали появляться публикации о том, что военные возможности КНР были сильно раздуты (“overhyped”) авторами-алармистами, китайское руководство не имеет амбициозных экспансионистских планов, а НОАК достаточно ограниченна по возможностям, которые в ближайшее время вряд ли существенно возрастут. Тем не менее, по мнению Скобеля, эта вторая школа, будучи более реалистичной, в оценке возможностей КНР, склонна к недооценке важности Тайваня для КНР, а потому и готовности ее руководства рисковать. Так же следует отметить, что представители алармистского направления продолжали вести активную пропаганду своих взглядов, в рамках научных форумов и через средства массовой информации, обличая своих оппонентов в наивности и непонимании диаметральной противоположности интересов КНР и США. Для характеристики последних, алармистами был пущен в оборот даже специальное клише активно используемое ими в публичных выступлениях – «panda huggers», что можно перевести как «обниматели панд», «пандофилы», «пандолюбы» .
Алармистские прогнозы после событий июля 95 - марта 96 получили в глазах сторонников «твердой линии» в отношении к КНР долгожданное подтверждение. К их числу относились многие влиятельные фигуры в Конгрессе, наиболее значительными из которых являлись председатель сенатского комитета по международным делам республиканец Джесси Хелмс, глава комитета по международным отношениям Палаты представителей Бен Гилман и председатель комитета по военным нуждам Палаты представителей Спенс Флойд. Такие фигуры как сенаторы Хелмс и Коверделл не раз ставили вопрос о четкой переориентации политики США с позиции арбитра, на позицию защитника Тайваня .
В этой ситуации, новой администрации Клинтона стало еще сложней проводить действительно равноудаленную и прагматичную политику в отношении острова и материка. Противодействие республиканского конгресса официальному курсу, вносило значительные коррективы в работу госдепартамента. 
Тем не менее, не смотря на то, что свой второй срок президент Клинтон предварил внушительной демонстрацией силы в тайваньском проливе, это не наложило на его новый курс в отношении Китая отпечатка противостояния. Напротив, президент выступил инициатором политики «вовлечения». Согласно последней, главной целью американской политики в отношении Китая, было «вовлечение» КНР в систему международных экономических и политических отношений, в качестве преуспевающей, открытой и стабильной нации. Это предполагало всестороннее развитие экономических, политических и культурных связей между двумя странами, принятие КНР в основные международные организации. По мысли создателей этой концепции, китайская сторона, оценив по достоинству и привыкнув к плодам международного экономического и политического сотрудничества, во-первых, будет вынуждено приноравливаться к общепринятым правилам как в экономике (регулирование китайского экспорта посредством ВТО, открытие огромного китайского рынка для американских компаний), так и в политике, а во вторых, боясь потерять приобретенное таким образом благосостояние китайское руководство будет вынуждено идти на дальнейшую либерализацию общественной жизни и улучшение положения с правами человека. Сам президент выразил главную идею своей политики, в своей речи перед Национальным Географическим обществом от 11 июня 1998 года следующим образом: «Китай сам выберет свою судьбу. Но мы можем повлиять на его выбор, сделав правильный выбор для себя – сотрудничать с Китаем там, где мы можем, и работать непосредственно над нашими разногласиями там, где мы должны. Ввести Китай в сообщество наций, вместо того чтобы пытаться его туда не допустить – это лучший способ защитить наши собственные интересы» .
Таким образом, политика «вовлечения» стала краеугольным камнем китайской политики второй администрации Клинтона. В 1997 году председатель КНР Цзян Цземинь посетил с официальным визитом США, а на следующий 1998 год Китай посетил президент Клинтон. В ходе своего визита президент сделал программное заявление относительно статуса Тайваня. Им были провозглашены следующие три принципа ставшие известными как политика « трех «нет» »: США не рассматривают Тайвань как независимое государство, не поддерживают политики «один Китай – один Тайвань», и выступает против участия Тайваня в любых международных организациях предполагающих государственный статус для всех своих членов. Как справедливо отмечает Дэвид Бэчман, это была достаточно расплывчатая и неопределенная формулировка, причем сделано было это сознательно, с целью предоставления КНР и Тайваню необходимого простора для переговоров. Сам Бэчман остроумно характеризует подобную политику как «стратегическую неопределенность».
В то время как в КНР политика «вовлечения» и «трех нет» была расценена крайне положительно, на Тайване новые инициативы администрации Клинтона были встречены довольно холодно. Президент Тайваня Ли Дэнхуэй в своей книге «Точка зрения Тайваня», заявлял что: «Соединенные Штаты проводят политику сближения с КНР и ставят своей целью введение материкового Китая, независимо от его политической системы, в новый международный порядок. Эта политическая линия несовместима с идеей коллективной безопасности и защиты от потенциальных врагов» . Тайваньские средства массовой информации крайне негативно отреагировали на визит Клинтона в КНР. Так например, в одном из периодических электронных изданий в сети Интернет, автору попалась тайваньская карикатура представлявшая президента Клинтона и вице-президента Гора в образе китайских солдата и агитатора под партийным лозунгом времен 50-х: «Мы непременно освободим Тайвань». На наш взгляд подобная реакция с тайваньской стороны весьма показательна, и прекрасно отражает то острое разочарование, в американской политике, которое испытали сторонники независимости, еще недавно вдохновленные американской поддержкой. 
Каковы же были просчеты и неудачи администрации Клинтона, мнимые и реальные, и насколько позитивным был вклад его двух администраций в поддержание мира и безопасности в районе тайваньского пролива?
Среди многочисленных упреков в адрес китайской политики президента Клинтона можно выделить следующие, наиболее часто встречающиеся аргументы.
Многие, как например Дэвид Бэчман, отмечают что зачастую сам процесс «вовлечения», для администрации Клинтона становился важнее достижения конкретных результатов . Исследователь отмечает, что администрация была достаточно ограничена по возможностям давления на Пекин, поскольку, была слишком зависима от необходимости постоянно демонстрировать собственной общественности плоды принесенные политикой «вовлечения». Таким образом, администрация не могла эффективно влиять на улучшение положения с правами человека в Китае, свободой вероисповедания, преследованием диссидентов. На наш взгляд, в данном вопросе, ключевым моментом является вопрос о приоритете двух линий политики «вовлечения»: экономической и политической. И если по части политических успехов администрации можно спорить, то экономические успехи «вовлечения» безусловно налицо: достаточно сказать что годовой оборот в двусторонней торговле США и КНР достиг 100 миллиардов долларов . А если принимать во внимание потенциал китайского рынка для экономики США, то придется признать серьезные успехи администрации по налаживанию экономических отношений с КНР. 
Следующей особенностью, которую выявил тайваньский кризис, явилось удручающее отсутствие механизмов коммуникации между тремя сторонами конфликта. Как отмечает в своей статье Дэвид Шамбо, учитывая потенциал возможных противоречий в Тайваньской проблеме крайне необходимо создать некий формальный каркас для трехсторонних отношений по проблеме Тайваня. Ему вторит известный аналитик, специалист по Китаю Курт Кэмпбелл, отмечающий, что во время кризиса американская сторона не могла эффективно прогнозировать поведение не только КНР, но даже союзного им Тайваня . Эта проблема по нашему мнению действительно, достаточно актуальна особенно принимая во внимание конфликтный потенциал как китайско-тайваньских, так и китайско-американских отношений.
Так же многие исследователи отмечают неспособность администрации Клинтона достигнуть межпартийного согласия по китайской проблеме. Достижение такого согласия безусловно сильно укрепило бы позиции администрации при проведении своей линии, и сделало бы американскую политику более ясной и целостной в глазах Тайваня и КНР.
Шамбо так же отмечает о крайне слабой координацию американской политики по Китаю с Европой - за 9 лет президентства Клинтона, помощник госсекретаря по Восточной Азии был в Европе с консультациями лишь дважды. Подобная «одиннадцатичасовая дипломатия» по мнению Шамбо приводит к тому что США добровольно лишают себя сильного союзника способного значительно усилить американское влияние на Китай. В Азии взаимодействие было налажено лучше, но все равно оставалось недостаточным и оставались нередкими случаи, когда азиатские партнеры США узнавали о новых инициативах администрации Клинтона из газет.
Тезис о недостаточности усилий президента по обеспечению безопасности Тайваня, не раз высказываемый рядом сенаторов и конгрессменов вызывает серьезные сомнения. Автор глубоко убежден, что в данный момент, и в ближайшем будущем никакой реальной угрозы безопасности Тайваня со стороны КНР не существует. Прежде всего, это не в интересах самой КНР. Любая попытка реальной вооруженной агрессии против Тайваня во-первых обречена на провал, а во-вторых, вне зависимости от военной составляющей, будет равносильна экономическому самоубийству страны, ввиду ответных санкций со стороны международного сообщества и США. 
Спекуляции вокруг проблемы безопасности выгодны, прежде всего, ряду тайваньских политиков которые достижению консенсуса с КНР предпочитают курс на независимость, при этом, прекрасно сознавая ту угрозу, которую он несет для региональной безопасности. Так же безопасность Тайваня – излюбленный предмет для спекуляций ряда консервативных конгрессменов и сенаторов США, активно использующих стереотипы «холодной войны» для нагнетания напряженности в американо-китайских отношениях. Это дает им дополнительные рычаги давления на администрацию, и прибавляет политического веса в глазах американской общественности. Как показала практика, действия подобных лиц, только дестабилизируют отношения с материком, добавляя головной боли представителям госдепартамента, причем, не давая взамен никаких реальных дивидендов.
Не смотря на все просчеты связанные с Тайваньским кризисом, администрация Клинтона достаточно эффективно урегулировала конфликт, еще раз, недвусмысленно дав понять властям КНР недопустимость применения вооруженной силы. Как аргументировано, показал в своей статье Эндрю Скобель, китайская сторона с начала и до конца конфликта, не имела намеренья вступать какие-либо боевые действия с тайваньской и тем более с американской стороной . Политической целью акции была демонстрация США и Тайваню серьезности и важности тайваньского вопроса для КНР, устрашение Тайваня, но никоим образом не вооруженная акция. Результатом инцидента для КНР была потеря лица в глазах мировой общественности, осложнения в крайне важных для нее отношениях с США, обеспокоенность ее позицией стран АТР, усиление позиций сторонников независимости на Тайване. Все это, безусловно, нанесло немалый ущерб национальным интересам КНР. Не случайно Скобель отмечает, что многие военные - инициаторы решения о проведении маневров, были впоследствии сняты с занимаемых постов .
В заключение хотелось бы отметить что, несмотря на целый ряд серьезных ошибок и прощетов, в целом политика президента Клинтона в отношении Китая была взвешенной, и стратегически оправданной. К сожалению, к плодам этой политики нельзя отнести достижение взаимного доверия, - цели, достижению которой президент Клинтон на протяжении своего правления отдал много усилий. Без этого жизненно важного компонента вряд ли возможно реальное стратегическое партнерство между двумя странами.